Прикамье глазами Чехова: что в Перми произвело самое сильное впечатление на писателя

Антон Павлович, конечно, не пермяк, однако далеко не чужой нашему городу. Он не раз бывал в Перми, был знаком и дружен со многими её жителями.

Многие эпизоды пребывания писателя в нашем крае отражены в книге известного краеведа Владимира Гладышева «Чехов и Пермь: легенда о трех сестрах» (12+). Незадолго до 160-летнего юбилея Чехова, который мировая общественность отметит 29 января, знаток творчества и биографии классика помог читателям «Звезды» разобраться — где правда с вымыслом, а где сказка с домыслом.

Красивая легенда

Практическая польза от путешествия в Прикамье для писателя очевидна. С каким энтузиазмом Чехов открывал загадочные характеры далеких и незнакомых ему пермяков! Многие считают, что по пермским впечатлениям родилось одно из самых знаменитых чеховских творений — «Три сестры» (16+) — пьеса, которая наиболее часто наряду с шекспировскими произведениями ставится во всех театрах мира. Каждый уважающий себя режиссер не почувствует профессионального удовлетворения, если не попробует вынести на подмостки свое видение чеховской пьесы. Да и у актеров никак не проходит творческий зуд, пока они не вживутся в образы сестер Прозоровых, Тузенбаха, Соленого или Вершинина.

Исследователи до сих пор полемизируют по поводу прототипов чеховских героинь. Называют семьи Шатиловых, Маевских, Карвовских, но большинство склоняется к гипотезе, что лучше всех подходят на эту роль сестры Оттилия, Маргарита и Эвелина Циммерман, дочери действительного статского советника, врача Владимира Ивановича фон Циммермана. Они открыли в Перми гимназию, где сами и преподавали. Кстати, старинное здание на углу улиц Луначарского и Горького сохранилось почти в первозданном виде. Сестры Циммерман были настоящими подвижницами педагогического труда. К ним как нельзя точно относится реплика Вершинина из пьесы «Три сестры»: «Какая это будет жизнь!.. Вот таких, как вы, в городе теперь только три, но в следующих поколениях будет больше, всё больше и больше, и придет время, когда всё изменится по-вашему».

— Точного, документального, стопроцентного подтверждения, что прототипами героинь были сестры Циммерман, мне, увы, найти не удалось, — говорит Владимир Гладышев. — Это одна из красивых легенд, которыми богата Пермь. Даже на памятнике сестрам на лютеранском участке Егошихинского кладбища есть надпись: «По легенде — прототипы чеховских трех сестер».

Но в каждой легенде, помимо художественного вымысла, есть несомненная доля были. Может, поэтому люди им верят больше, чем часто бывающей скупой и черствой исторической правде?

В Пермь! В Пермь!

Но Чехов не был бы Чеховым, если бы просто списывал образы своих героев с конкретных людей, словно полицейский чиновник — приметы преступника. Герои его произведений настолько яркие и запоминающиеся в первую очередь потому, что созданы из множества образов. Чехов близко общался с людьми разных сословий, умел обобщать их черты и находить индивидуальные изюминки характеров. Поэтому в каждом городе, в каждом уголке необъятной России обязательно находился человек, который узнавал в себе сестер Прозоровых, Осипа Дымова, Лопахина или унтера Пришибеева. Не зря чеховские герои и спустя столетие представляют собой «вкусную» пищу для исследований филологов и краеведов.

— Чтобы накрепко привязать Чехова к Перми, поводов достаточно и без сестер Циммерман, — рассуждает Владимир Гладышев. — Во-первых, Антон Павлович дважды побывал в Перми: в апреле 1890 года по пути на Сахалин и в июне 1902 года, когда вместе с Саввой Морозовым посетил его заводы во Всеволодо-Вильве. Не забудем еще и путешествие на пароходе по Каме в июне 1901 года, когда он ездил в Башкирию лечиться кумысом. Во-вторых, Чехов сам писал о пьесе «Три сестры» в письме Горькому 16 октября 1900 года: «Действие происходит в провинциальном городе вроде Перми». И в-третьих, в городе жили люди, представители интеллигенции, которые вполне могли претендовать на то, чтобы называться прототипами чеховских трех сестер. Да и вообще в творчестве и биографии классика встречается немало нитей, фактов, людей, связанных с Прикамьем. Упоминания Перми и Камы рассыпаны по многим чеховским произведениям. Вспомните хрестоматийных «Мальчиков» (6+), где Чечевицын — Монтигомо Ястребиный Коготь, планирующий побег, говорит: «Сначала — в Пермь!»

И заметьте — не «в Москву, в Москву!», как сестры Прозоровы…

Гвозди бы делать из этих людей

Будучи в Перми, Чехов не мог не посетить Мотовилиху, знаменитую на весь мир своими пушками — не для того ли, чтобы изучить артиллерийскую среду, которой пронизана вся пьеса «Три сестры»?

— Самая оглушительная пермская примета — испытательные стрельбы с пушечных заводов вели из Мотовилихи по полигону, расположенному на другом берегу Камы, — пишет Владимир Гладышев. — Присутствие военных создает неповторимый колорит городской атмосферы. Писатель считал, что армейское офицерство выполняет определенную культурную миссию, неся в медвежьи углы новые запросы, оживление, надежды…

Добирался он туда нестерпимо долго — где пешком, где на телеге по непролазной грязи. Мастеровые поразили впечатлительного интеллигента Антона Павловича куда сильнее, чем гигантская махина парового молота: «Здешние люди внушают приезжему нечто вроде ужаса. Скуластые, лобастые, широкоплечие, с маленькими глазами, с громадными кулачищами. Родятся они на местных чугунолитейных заводах, и при рождении их присутствует не акушер, а механик».

Да уж, это вам не нынешние киногерои из «Реальных пацанов». Настоящие богатыри, чьи образы словно вышли из Бажовских сказов и так реалистично прописаны в произведениях Максима Горького. Смелые, отчаянные, непримиримые к любой несправедливости. Это они — Борчаниновы, Юрши, Лбовы — в первую русскую революцию так тряхнули за шиворот самодержавие, что вскоре оно осыпалось карточным домиком.

— Бывая в Перми, Чехов наблюдал жизнь, метко подмечал характерные черты своих новых знакомых, попутчиков, изучал национальные типы, — рассказывает Владимир Гладышев. — Ему были интересны все — от извозчика до священника. «Все извозчики похожи на Добролюбова», — иронизирует Антон Павлович. «Богачи попадаются страшенные», — так он описывает пермских толстосумов.

«Там, на Урале, должно быть, все такие: сколько бы их не толкли в ступе, а они всё — зерно, а не мука. Когда попадаешь в общество этих крепышей — сильных, цепких, устойчивых, черноземных людей, — то как-то весело становится…» — резюмирует Чехов образ пермяка-труженика.

Мокрые заборы и «сосиськи капу»

Однако в целом впечатления от Перми у Чехова переменчивы. Сначала он писал, что ветер дул «резко и противно», а «камские города серы», и что единственное занятие жителей — «приготовление скуки, мокрых заборов и уличной грязи». Такие невеселые пермские реалии проникли и в пьесу «Три сестры»: «Длинная еловая аллея, в конце которой видна река. На той стороне реки — лес… Город наш существует уже двести лет, в нем сто тысяч жителей, и ни одного, который бы не был похож на других, ни одного подвижника ни в прошлом, ни в настоящем».

— В то время писатель плохо себя чувствовал, погода была отвратительная, весенняя слякоть, отсюда и эмоциональная окрашенность его писем: преобладают ирония, ехидство, сарказм и почти старческое брюзжание, — говорит Владимир Гладышев. — Временами узнается Антоша Чехонте: «Кама — прескучнейшая река, чтобы постигать ее красоты, надо быть печенегом, сидеть неподвижно на барже около бочки с нефтью или куля с воблой и не переставая тянуть сиволдай». Или «Самое худшее на пароходе — это обед. Сообщаю меню с сохранением орфографии: щи зеле, сосиськи с капу, севрюшка фры, кошка запеканка; кошка оказалась кашкой…» Но интонация и содержание сценок, наблюдений Чехова кардинально меняются во время уральского путешествия 1902 года: «…Очень красивы буксирные пароходы, тащущие за собою по 4—5 барж; похоже на то, как будто молодой, изящный интеллигент хочет бежать, а его за фалды держат жена-кувалда, теща, свояченица и бабушка жены…» В письмах он восторгается: «Кама — чудесная река», «Пароход — лучшая дача».

Ошибка вышла…

Однажды, сидя под ротондой в Загородном саду (современный парк им. Горького), Антон Павлович с изумлением прочитал заметку в газете «Пермские губернские ведомости», восторженно сообщающую отнюдь не о собственном визите, а о приезде в Пермь… Максима Горького. Надо сказать, к такой путанице писатель отнесся с должным юмором, от души хохотал и нисколько не обиделся на журналистов. Представляю, как бы «радовался» такому казусу какой-нибудь обласканный вниманием современный классик…

— Повод для появления ошибки, надо сказать, был: друзья-писатели действительно собирались путешествовать вместе, — рассказывает Владимир Гладышев. — Пермский поэт Ильин, предвкушая событие, писал в фельетоне «К приезду дорогих гостей»:

Теперь тревожно улыбаясь,

Мы нетерпением горим:

Сам Горький едет к нам Максим,

Сам Чехов едет вместе с ним!

Пермяк их ждет, смеясь и плача,

Он от избытка чувств обмяк,

Ему действительно удача:

Отец у Горького — пермяк!

Чехов вырезал заметку и незамедлительно послал ее Горькому, который отсутствием чувства юмора тоже не страдал. Вот и почему же классик брюзжал, что в Перми серо и скучно жить? Ведь как повеселили его пермяки!

Максим Шардаков, фото из открытых источников.