НЕКРАСИВЫЕ ИСТОРИИ
Из Пермской губернии Александр вернулся к отцу с очередным фантастическим рассказом о своих приключениях: «примкнул к разбойникам, с ними ограбил контору прииска, затем ушел в лес, где тайно мыл золото и прокутил целое состояние. Услышав это, мой отец сделал большие глаза, после чего долго ходил в задумчивости… повторял: «Д-да. Не знаю, что из тебя выйдет».
Пришлось отдать сына в солдаты. Впрочем, этому предшествовал еще один инцидент. Александр Гриневский по просьбе своего друга Михаила Назарьева продал золотую цепочку, а та была украдена у вятского врача В. А. Трейтера. Оба друга оказались под следствием. И хотя заседанием местного окружного суда А. Гриневский и М. Назарьев были признаны невиновными, терпение Стефана Гриневского лопнуло. Последняя надежда сделать из сына человека возлагалась на армию.
Солдатчина поразила Грина. Позже этой теме он посвятит рассказы «Заслуга рядового Пантелеева», «Слон и Моська», «Тихие будни» и жуткую «Историю одного убийства» (все 12+). Нравы в 213-й Оровайском резервном пехотном батальоне, расквартированном в Пензе, привели только к одному – настроили юношу на сопротивление. Половину из шести месяцев службы он провёл в карцере, а потом сбежал. Дезертира поймали, но он снова бежал! «Моя служба прошла под знаком беспрерывного и неистового бунта против насилия. Мечты отца о том, что дисциплина сделает меня человеком, не сбылись», – вспоминает писатель.
Но было и еще что похуже. Покушение на убийство! В 1903 году в Севастополе Александр Гриневский встретил потомственную революционерку Екатерину Бибергаль (подпольная кличка Киска) и полюбил эту женщину. Как вспоминают ее соратники: «Киска была умна, порывиста, эксцентрична. Она хорошо относилась к Грину, но не любила его».
В один ноябрьский день 1903 года она, как глава севастопольской подпольной организации, послала Александра на революционное задание вопреки его нехорошим предчувствиям, которыми он с ней поделился. Гриневского схватили. Киска пыталась вытащить его из тюрьмы, но вскоре и сама угодила в ссылку.
А он любил ее так, как описал эти чувства позднее в рассказе «Она» (12+): «Из крепости он вышел седой. Ни письма, ни привета он не получил за эти три года, ничего. Его содержали как важного государственного преступника, и ни одно известие о ней не всколыхнуло его сердце». В 1905 году Грин приехал в Петербург и разыскал Екатерину Бибергаль, она успела сбежать из ссылки в Швейцарию и вернуться в Россию.
Он напомнил ей, что она обещала выйти за него замуж, призывал все бросить, умолял уехать с ним. Но если Александр искренне любил ее, то она предпочла революцию… В порыве ярости и ревности Грин выхватил свой револьвер и выстрелил в Киску – практически в упор. Пуля вошла девушке в левый бок.
Жертву покушения доставили в Обуховскую больницу, где хирург профессор Греков извлек пулю. На допросах Екатерина Бибергаль отказалась объяснять, кто и почему в нее стрелял, дело возбуждено не было. С Киской Грин более никогда не встречался. Силу неразделенной любви писатель позже отразил в фантастической повести «Земля и вода» (12+).
«ТЮРЕМНАЯ СТАРИНА»
Александр Гриневский попал в полицейские сводки и удостоился такого описания: «рост 177,4 сантиметра, телосложение среднее, волосы светло-русые, глаза светло-карие, правый зрачок шире левого, на шее родинка, на груди татуировка – корабль с фок-мачтой. Натура замкнутая, озлобленная, способная на все, даже рискуя жизнью».
К этому можно прибавить характеристику, данную Гриневскому его бывшим командиром: «Уведомляю ваше высокоблагородие, что рядовой Александр Гриневский, сын дворянина Вятской губернии, действительно служил в командуемом мною полку (бывшем батальоне) с 18 марта по 28 ноября 1902 года, когда и был исключен из списков бежавшим: причина побега, очевидно, нравственная испорченность и желание уклониться от службы. Приметы Гриневского: волосы русые, глаза серые, взгляд коих угрюмый».
Александру было 23 года, когда он первый раз попал в тюрьму. О поимке опасного преступника доложили самому министру внутренних дел Российской империи В. К. Плеве: задержан «весьма важный деятель из гражданских лиц, назвавший себя сперва Григорьевым, а затем Гриневским». В севастопольской тюрьме строгого режима он провел больше года. Вел себя достойно: не отвечал на вопросы следствия, никого не выдал, фамилий сообщников не называл. Судил Грина в феврале 1905 года военно-морской суд. Его обвиняли в дезертирстве, речах противоправительственного содержания, распространении революционных идей, подрыве основ самодержавия. Прокурор требовал 20 лет каторги.
Защищал Гриневского звездный адвокат А. С. Зарудный. Позднее он будет выступать в роли добровольного защитника в нашумевшем деле лейтенанта Шмидта, но там он проиграет. В деле Гриневского адвокат сумел снизить меру наказания до десяти лет ссылки в Сибирь.
Тюремное заточение острым ножом вонзилось в сознание будущего писателя, стало бесконечным кошмаром и одним из повторяющихся мотивов. Тюрьма присутствует в жизнеописании героев его рассказов «Апельсины», «Она», «На досуге», «Загадка предвиденной смерти», «За решетками», «Трагедия плоскогорья Суан», «Черный алмаз», «Бродяга и начальник тюрьмы», «Узник Крестов», «Два обещания». Наиболее полно он описал свои тюремные будни в «Автобиографической повести» (12+). Рассказы Грина на эту тему позже были объединены в сборник «Тюремная старина» (12+).
ПРИШЕЛ И УШЕЛ. РАССКАЗ
Когда Батль бросил мешок на койку и поднял голову, то увидел, что перед ним стоят трое, рассматривая новичка пристальным взглядом попугаев. Заспанные, обросшие волосами и полуголые в силу нестерпимого зноя, они лениво переминались с ноги на ногу; новое обмундирование Батля смутно напоминало им прежнюю жизнь в полку.
– Стоило попадать в такую дыру, – сказал бывший конторщик. – Что же, вы совершили какое-нибудь тяжелое преступление?
– Я не совершал никакого преступления, – возразил Батль. – Меня перевели сюда по моей просьбе.
Солдаты переглянулись и усмехнулись. Батль нахмурился.
– В чем дело? – с беспокойством спросил он. – Пожили бы в Покете, как я. Тоска и скука. Может быть, здесь служба опаснее, а жизнь труднее, но муштра хуже всего того в тысячу раз.
– Труднее? – спросил великан с соломенной бородой.
– Я нахожу, что так.
– Самая большая опасность, – заявил третий солдат, – заключается в дрянной воде. Вечно болит живот. Здесь известь и песок. Вода такая, словно вам скребут внутренности.
Батль пристально рассмотрел говорившего, но не нашел в его лице даже тени насмешки. Вслед за этим он остался один; его новые товарищи отправились возить воду.
Постояв немного в пыльной духоте глиняных стен, Батль вышел на двор.
Человеческих голосов не было слышно. Где-то, дребезжа, тренькал, мозоля уши, скверный туземный инструмент. Батль двинулся по направлению звуков и скоро, обогнув угол вала, наткнулся на палисадник, заросший чем-то похожим на огромный пыльный салат. Там, за большим деревянным столом сидели пять человек: трое мужчин и две женщины.
Батль простоял минут пять, но не услышал ни одного слова. Сидевшие, казалось, соперничали друг с другом в искусстве отмалчиваться. Батль поднялся на вал, заросший жесткой, колючей травой. По беспредельной пустыне, окружающей форт, разливался сверкающий, как металл, зной. Форт был забыт жизнью и неприятелем. Где неприятель? Истина смутно зашевелилась в уме Батля. Быть может, лет тридцать назад это неуклюжее земляное сооружение действительно покрикивало на пограничных туземцев… но теперь… теперь… Батль сладко зевнул.
С высоты вала он рассмотрел всю внутренность форта. По углам, между сараев и в глубине прохладных навесов, вдоль стен, спали немногочисленные солдаты. Батль рассматривал их, пока не заметил утреннего великана с соломенной бородой. Детина лежал на боку, поджав ноги коленями к подбородку, как младенец в утробе матери, и зычно свистел носом. В позе его было что-то трогательное.
Десять утомительных, пустых дней привели Батля в состояние холодного бешенства. Ночью, чтобы развлечься, он ел леденцы, привезенные им из Покета, и размышлял о несбывшихся приключениях.
Стоя на часах, Батль беседовал со своей тенью. Луна, сияющая от удовольствия быть круглой, следила за его движениями светом холодным и резким. Винтовка Батля блестела, как перламутр. Батль медленно ходил от порохового погреба к кухне и обратно. Пустыня перешагнула через валы форта тысячами белых и голубых звезд. Безнадежная тишина бессмысленно следила за Батлем. Его шаги становились все медленнее, размереннее, как под действием душевного угнетения.
Наконец в одну из таких ночей измученное лицо Батля повернулось к луне. Батль боялся. Страх начался с момента, когда он представил огромные пространства, отделяющие форт от городов и железных дорог. Впрочем, действие глухой лунной ночи было сильнее этого географического представления. В груди Батля закипели слезы обиды. Он был живой, нетерпеливый и еще молодой человек.
Через два часа хождения по двору Батль стал преступником. Он был невменяем в течение получаса.
Но этого никогда никто не узнал. Замок погреба, взломанный острием штыка, отскочил и упал. Батль зажег спичку и вошел в низенькую четырехугольную дверь. Спертый воздух и писк мышей встретили Батля весьма двусмысленно. Потом раздались ужаснейшие проклятия, когда-либо придуманные человеком, потому что, кроме пустых, давно сгнивших бочек, в погребе ничего не было.
С потолка высыпался ком глины и шлепнул Батля в затылок. Он вылез и очутился среди посмеивающегося лунного света, а затем, не торопясь, привесил замок на прежнее место. Взрыв произошел – но только в его воображении; хотя был и другой взрыв: вместо развалин форта покачивалась развалина прежнего человека.
– Фейерверк не удался, – пробормотал Батль, заметая следы происшествия, – но я не виноват в этом.
Утро следующего дня озарило редкий случай: в полном вооружении из форта уходил человек, Батль.
Он выступил из казармы при недоумевающем и неодобрительном молчании сослуживцев, прошел двор, загубив жизнь одного цыпленка, и миновал ворота. В это время на вал поднялись комендант с женой и лейтенантом.
– Кто это идет, Сильс? – спросил комендант, увидев прямую, мерно удаляющуюся фигуру.
– По-видимому, один из наших солдат, – вяло сообразил офицер. — Идет он… да… идет… куда-то…
– Зачем?
– Трудно сказать, – ответил лейтенант после долгой паузы. – По крайней мере, я не берусь решить этот вопрос.
– Он совсем уменьшился! – воскликнула жена коменданта.
Никто ей не отозвался. Три человека смотрели вслед таинственно уходящему Батлю. По ослепленной солнцем равнине солдат игрушечного размера, не оборачиваясь и не останавливаясь, твердой размеренной походкой удалялся к серой полосе леса, напоминающей задумчивую тонкую бровь.
– Почему он уходит все дальше? – глубокомысленно спросил комендант, следя за дальнейшим уменьшением фигуры Батля. – Это… побег?
– Побег?.. Он идет шагом, – возразил лейтенант.
Наступило молчание. Солнце поднялось выше; несколько солдат, взлезши на вал, приложили к глазам ладони.
Батль скрылся в блеске песка и солнца. Тогда комендант сказал:
– Сильс, пошлите кого-нибудь спросить этого человека: что он там ищет?
– Но это галлюцинация, – заметила женщина. – Черное пятно на сетчатке глаза.
– Возможно, – сказал комендант.
– Привиделось от жары, – сказал Сильс.
И они, вздохнув, спустились в палисадник, к столу.
Александр Грин, 1910
Будьте добры друг к другу.
От зла происходит зло.
Александр Грин,
«Бегущая по волнам», 1928 г.
Живое наследие Грина
«ГНЕВ ОТЦА»
Существует две киноверсии этого короткого детского рассказа Александра Грина, опубликованного в 1929 году. Интересно, что бесхитростный сюжет заинтересовал детского писателя Владислава Крапивина. В 1975 году он вместе со своим детским отрядом «Каравелла» сделал любительский черно-белый немой фильм. Отряд, в котором ребята занимались морским делом, фехтованием и журналистикой, писатель основал в 1961 году в Свердловске, позднее там появилась студия «FIGA» (расшифровывается как «Фильмы Исторические Героические Артистические».) В 1988 году на ленинградском телевидении вновь экранизировали рассказ Грина. Режиссером короткометражного обаятельного игрового фильма «Гнев отца» (12+) выступил документалист Игорь Морозов. Сюжет ленты рассказывает о непростых отношениях в семье мальчика Тома, его детских страхах и упорстве.
