В Пермском академическом театре оперы и балета состоялась серия премьерных показов «Летучего голландца» (16+) Рихарда Вагнера в постановке Константина Богомолова. Музыкальный руководитель и дирижёр – Филипп Чижевский. Сценограф – Лариса Ломакина. Объявлено, что этот спектакль – копродукция двух театров, – откроет сезон 2023/2024 в московском театре «Новая опера».
Те, кто предсказывали в «Летучем голландце» «второй сезон» «Кармен» (18+), поставленную Богомоловым в Пермском оперном в апреле 2021-го, оказались правы. После того, как маньяк Хозе расчленил в припадке ревности героиню оперы Бизе, преступнику дали пожизненное и этапировали в «Белый лебедь» под Соликамском, где находятся особо опасные преступники. Отсидев там несколько лет, злодей совершает побег и оказывается в коми-пермяцкой деревне Бураново, и простодушные «буране» принимают его за артиста и завидного жениха «с квартирой на Старом Арбате».
Девушка Сента, уроженка этой деревни, посмотрев душераздирающий сюжет про сбежавшего маньяка по НТВ, влюбляется в него до смерти и решает «спасти».
На этом авторское либретто Богомолова, призванное модернизировать устаревшую «косную» оперу, сбить с неё спесь и адаптировать к местному колориту посредством штампов (кто не знает на Рублёвке, что в Перми две достопримечательности – коми-пермяки да тюрьма «Белый лебедь»), можно оставить в покое и перейти собственно к сценическому тексту.
Трудно сказать, почему Константина Богомолова, этого enfant terrible (франц.) российского режиссерского театра, так навязчиво преследует жизнь и судьба серийных маньяков, с которыми он рука об руку следует из одного художественного высказывания в другое. «Триумф Времени и Бесчувствия» Генделя с историей Чикатило в Театре Станиславского и Немировича-Данченко в 2018-м, сериал «Хороший человек» двумя годами позже, где, как и в «Летучем голландце», взята за основу биография Михаила Попкова, ангарского серийного убийцы, на счету которого восемьдесят загубленных жизней.
Он, кстати, крупным планом смотрит в зал с экрана. А тут ещё скандальное интервью супруги режиссёра со скопинским маньяком-педофилом двухлетней давности, которое и захочешь, да не забудешь...
Пусть маньяк и расчленёнка, вписанные в нарратив в обход оригинального либретто, – это часть интертеймента и прикола, к коим принято относить провокационный театр Богомолова, но «прикол», согласитесь, попахивает. И если в «Кармен» эти провокации ещё воспринимались как вызов и попрание всевозможных этических норм, то здесь, в «Голландце», они выглядят, скорее, побитым молью фарсом, как всякий многократно использованный приём. Ну, идут там зачем-то какие-то титры – прочитал и забыл. Не воспринимать же всерьёз эту вампуку...
Спасибо, что в партитуру Вагнера не вставили «Фаину» в исполнении «на-найцев» и другие хиты девяностых. В титрах «Файна-на» есть, а сразу после мажорных финальных аккордов Вагнера врубают махровую попсу в виде «Летучего голландца» Алёны Апиной (как месть тем, кто побрезговал титрами?).
Действие спектакля помещено в «лихой» 1993-й, так что без Апиной, нанайцев и ликёра «Амаретто», прозванного в блатной культуре «бабоукладчиком», – сами понимаете, никак. Без бытовой, лишённой всякой лирики и мифологизации, истории – тоже.
Спешу «успокоить» «ретроградов»-опероманов, ещё не видевших премьерного «Голландца», но уже окрестивших его приблатнённым капустником с цитатами («Кольщик, наколи мне купола!..) из Михаила Круга. Перелицованная и вывернутая наизнанку по всем законам постмодерна романтически-феерическая история – здесь не самое страшное. Да и рифмы, признаться, есть. И у классика, и у современника герой ищет спасение от проклятия в настоящей и верной любви. И у классика, и у Богомолова всё завершается самоубийством Сенты, которое приносит избавление Голландцу, гибнущему вместе с любимой, но получившему прощение.
Страшно, что «маньяк Хозе», простой солдат из «первого сезона», в этой постановке вдруг получает «повышение» и переходит в ранг проклятого бессмертием Летучего Голландца (известного как инфернальный древний дух) и выглядит не хуже принца Зигфрида.
Такая вот эстетизация серийного убийцы.
И можно сколько угодно говорить, что в опере главное – музыка, а та работа, которую проделал с оркестром и исполнителями Филипп Чижевский ощущается с первых же тактов, зрителю с адекватной системой ценностей от этого не легче.
Собственно, на работе дирижёра, как на гигантской подводной части айсберга, и держится весь спектакль. Для музыкального руководителя постановки «Летучий голландец» Вагнера, этот шедевр графичности и выразительности, во многом предвосхитивший новации музыкального театра ХХ века, – не просто очередное название.
Как известно, версия 1841 года, которую мы услышали, была создана двадцативосьмилетним композитором за семь недель в одном вдохновенном порыве. И этот порыв вас захватывает с самого начала. Поэтому и опера продолжительностью два с половиной часа (три небольших акта цельным полотном) идёт без антракта с невероятным гипнотическим накалом. Его действительно невозможно прервать.
Как объясняет сам Филипп Чижевский, партитура «Голландца» устроена подобно горному скалистому рельефу. Так вот этот рельеф виден в каждой музыкальной фразе, буквально «выгравированной» и оркестром, и исполнителями. Дуэты в «Голландце», как правило, переходят в трио, женский хор замысловатыми «пазлами» извилисто дополняет мужской, и эта виртуозная структурность, избыточность, мощь – особенно, в третьей картине, – рождает сакральную гармонию и объём, без которых немыслима музыка Вагнера.
В общем, не всякий театр себе может позволить, а оркестр Пермского оперного под управлением Филиппа Чижевского не только «позволяет», но делает это, что называется, с запасом воздуха, легко обходя все подводные рифы. При этом скрупулёзный, почти математический подход к партитуре, когда каждая фраза взвешена и разобрана «на берегу», не мешает экстатическому прочтению.
И вот уже, кажется, слышны и крики чаек, и рёв волн, и переклички двух команд – моряков с корабля Дональда и корабля Голландца... Неважно, что богомоловский Дональд (Тимофей Павленко) встречает Голландца в глухом лесу, все хоровые сцены поют «буране», а рифы если и есть, то только в нашем зрительском бэкграунде.
Кастинг пермского «Голландца» оказался удачным. Первый вечер – Энхбат Тувшинжаргал (Голландец) и Анжелика Минасова (Сента), солисты Пермского оперного; второй – москвичи Игорь Подоплелов (Голландец) и Екатерина Морозова (Сента).
Дуэт Голландца и Сенты, перерастающий в трио, а затем в объёмную хоровую сцену – ключевой момент спектакля, когда наконец, отключаешься от навязчивых титров, забывая и о маньяке, и о ряженых селянах, в виде хохмы введённых в спектакль. «Хохма» эта смотрится весьма неуклюже и даже эффектно поданные женские коми-пермяцкие костюмы Ларисы Ломакиной здесь мало что спасают.
А вот Екатерине Морозовой (Сенте) с её фатально-кармической любовью к Голландцу (которую она и сама воспринимает как тяжкую ношу и перемену участи), веришь безоговорочно. В этой сцене она своим крепким сопрано всё-таки «перепела» Голландца, он в какой-то момент оказался в её безоговорочной власти.
Сента Анжелики Минасовой – скорее, жертва обстоятельств и деревенской скуки, посреди которой и проходимец может показаться героем.
Голландцы тоже абсолютно разные. Герой Тувшинжаргала невозмутим и скрытен под восточной «маской лица» – поди узнай, что там таится. Голландец Подоплелова – настоящий лондонский денди и герой-любовник, на фоне которого жених Сенты Георг выглядит деревенским простофилей, окончившим церковно-приходскую школу. В первом составе Георга пел Иван Гынгазов, приглашённый солист Мариинки, во втором – Борис Рудак, солист Пермского оперного.
Лох Георг болтается под ногами у Сенты со своей дурацкой гитарой, собираясь на Грушинский фестиваль. Предпочесть его Голландцу – всё равно что «предпочесть Высоцкому Визбора» (читаем в титрах). Ясное дело, выдержать конкуренцию со сбежавшим зэком бард не может...
Отдельный респект тенору Анатолию Шлиману, который поёт партию Рулевого без дублёра. И как поёт!..
Сценограф Лариса Ломакина выстраивает на сцене сказочную деревню в виде парящих в воздухе домиков со светящимися оконцами. От них действительно невозможно отвести взгляд. Нависшие над сценой облака из серого обветренного дерева, столы и табуретки – вот, пожалуй, и все деревенские интерьеры, обильно дополненные экранным снегом.
Как всегда, Богомолов активно использует видео-арт (художник по видео – Алан Мандельштам), начиная со смонтированных кадров из фильмов «Свинарка и пастух» с Мариной Ладыниной и «Мистером Иксом» с Георгом Отсом и заканчивая немым фильмом ужасов Мурнау «Носферату» (1922г.), где монстр вампир нападает на спящую девушку.
Киномонстры, падающий в начале спектакля экранный самолёт с артистами московской оперетты (их предусмотрительно взятые с места катастрофы руки-ноги Голландец позже скормит лесным волкам), портреты жертв маньяка с багровыми ранами на шее, финка в руках...
Колода видеоряда (Голландец рядится в костюм Мистера Икса, то есть, плащ с ярко-алым подбоем) причудливо тасуется нон-стоп, а действие как стояло на принципах гиперстатуарности, так с них ни ногой. Хор либо лежит, либо сидит, мизансцены такие, что персонажи между собой практически не коммуницируют. А спектакль с самого начала распадается на три параллельных потока: деконструированный (живущий исключительно в титрах) сюжет, локальный миф о сказочной средневековой Парме с жителями дурачками плюс волшебный мир Вагнера.
Вы вроде и желали бы сосредоточиться на темах композитора, да вас всё время отвлекают титры. Что ж? Всегда есть старый добрый экологичный приём – закрыть глаза и погрузиться в музыку.
Наталья Земскова
Фото Пермского академического театра оперы и балета
