СВО
Год семьи
Социальная поддержка
Инфраструктура
Выборы в Пермском крае
Благоустройство
Миры Гайдара
27.07.2024
16+
Архив

Олег Згогурин: «Это не я выбрал балалайку, это она меня выбрала...»

Олег Згогурин: «Это не я выбрал балалайку, это она меня выбрала...»
Это невероятно, но знаменитому Пермскому струнному квартету «Каравай» (к которому применимы эпитеты «молодой», «экспрессивный», «задорный») исполнилось тридцать пять.

Это невероятно, но знаменитому Пермскому струнному квартету «Каравай» (к которому применимы эпитеты «молодой», «экспрессивный», «задорный») исполнилось тридцать пять.

Мы встретились с художественным руководителем «Каравая» Олегом Згогуриным, чтобы всё-таки выяснить, почему Олег Валерьевич выбрал самый непопулярный инструмент – балалайку? Почему он его не бросил, как многие, и не поменял на другой? Как родилась идея создать ансамбль из домр и балалаек и сыграть «всё, что хочется»?... С этого начался наш разговор с Олегом Згогуриным, создателем и хранителем «Каравая».


– Это не я выбрал балалайку, это она меня выбрала, – смеётся Олег Згогурин. – В 70-е годы ХХ века повсюду стали открываться музыкальные школы, как-то вдруг они сделались популярны, и все уважающие себя родители туда детей повели. В нашем доме в музыкалку отправился соседский мальчик, и мама решила, что я «не хуже соседского мальчика». Выбрали баян, но кто-то из дворовых ребят мне сказал: смотри, на баяне придётся играть двумя руками одновременно! Это меня как-то насторожило...

Я честно выучил с мамой песню «Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля» и спел её на экзамене, но на следующий день в списках почему-то увидел свою фамилию не в разделе «баян», а в разделе «балалайка». Мама даже ходила разбираться по этому поводу, но в конце концов сказала мудрую фразу: «Олег, не важно, на чем, важно, как». Вот с тех пор мы «не важно на чем, важно как» и идем по жизни.

– Многие бросают музыкальную школу после первого года.

– И я, скорее всего, бросил бы тоже, если не мама. Мало того, что она пела в хоре и разбиралась в музыке, так с моим поступлением записалась на платные музыкальные занятия, чтобы выучить звукоряд и проверять мои домашние задания. Так что пути к отступлению не было. Но я рос обычным пацаном, мне хотелось играть в футбол и в дворовые игры, а не мучиться с тремя струнами. И, конечно, это была пятиминутка позора – идти через весь двор с балалайкой... Там ещё были такие картонные папки на ручках-тесёмках, папку я выкинул сразу, а ноты засовывал в инструмент.

Что это был за инструмент!.. Балалайка за пять рублей с огромным толстым грифом, – его я не мог обхватить пальцами, давил, давил, додавил до крови, мама это увидела, забрала балалайку, повесила ее на стенку, съездила в командировку в Ленинград и нашла мне концертный инструмент с уменьшенным грифом – под мои пальцы. Практически всю музыкальную школу и музучилище я проиграл на этом инструменте.

– Дело ведь не только в музыкальном образовании, а в индивидуальном обучении, которого тогда практически не было. А в музыкальной школе было и есть. Один учитель занимается с одним учеником. Где ещё такое найдёшь?

– В музыкальном училище! Как успешному выпускнику школы мне все прочили Гнесинское, мы даже купили билет на поезд. Мама, конечно, заранее плакала – как это пятнадцатилетний ребёнок будет один жить в Москве? – и я всё-таки сходил на разведку в Пермское музучилище. Меня прослушали, и Александр Миронович Латкин, преподаватель по классу балалайки, сказал: «Олег, я бы взял тебя с радостью, но выпустить, к сожалению, не смогу – мне до пенсии два года осталось». То есть, преподаватель брал и штучно вёл ученика!.. Потом Александр Миронович всё-таки сходил к руководству, и ему разрешили взять меня на весь курс.

Когда я первый раз увидел ноты, которые он мне дал на занятии, у меня всё поплыло в глазах. Как это можно сыграть!? А Латкин отвечает: на, возьми, посиди, разберись, вникни; вникнешь – пойдём дальше. И я разбирался, подходил к преподавателю и продолжал уже на основе его замечаний.
Александр Миронович, по основной специальности домрист, всю войну прошёл санитаром. Позже стал композитором, много музыки написал для театра... Он всех знал, и его знали все. Ойстрах, Гилельс, Рихтер – все были у него в гостях. И я был вместе с ними, сидел в уголке, слушал...

Александр Миронович Латкин и Юрий Николаевич Субботин, преподаватель по ансамблю, мне дали в профессии всё. Уже на первом курсе я начал писать аранжировки. И опять вставал этот вопрос: как? А Юрий Николаевич Субботин говорит: подойди к старшекурсникам, спроси, попробуй, затем подойдёшь ко мне – разберёмся, что выходит.

Главное, что я получил в училище от преподавателей – это веру в себя. Какие бы ты цели ни ставил, каким бы невозможным это ни казалось, но через знания, через усидчивость, через работу, через перемалывание всего ты добьешься результата. Нет других способов – вот что я понял в училище.

– Дальше была Гнесинка и распределение в Пермскую филармонию.

– В музыкальный лекторий!.. А что такое лекторий? Это несколько произведений, которые ты тиражируешь в течение четырёх недель, и спустя два-три месяца тебе кажется, что ты всю жизнь играл лишь эти пять произведений. И так всю жизнь? – думал я.

Пришёл к Владимиру Михайловичу Матвееву, директору филармонии. Давайте, говорю, соберём квартет. А зачем это нам? – искренне изумился Матвеев. Но меня поддержал скрипач Юрий Иллютович, и мне дали добро на прослушивание. Половина квартета к тому времени уже была – это я и моя жена Татьяна Куликова, домристка, выпускница Красноярского института искусств. Пригласили Надю Рыбьякову (домра-прима) и Вадима Ярославцева (балалайка-бас). Мы отрепетировали две пьесы современного композитора Евгения Дербенко и рэгтайм Скотта Джоплина. Нам так хотелось играть. Но хотелось играть вместе и играть ту музыку, которая нам нравится. И нам дали добро!

Пришлось, правда, помучиться с названием квартета. Что нам только не предлагали! И «Молодость», и «Виртуозы Прикамья»... Название «Каравай» придумал я – звонкое, бодрое, и звучит, как реклама. Но имя нужно было сделать.

– У вас был план?

– Плана не было, но было понятно, что нужно ехать на Всероссийский конкурс исполнителей на народных инструментах. От победы на конкурсе в СССР зависело всё – зарплата, сольные концерты, гастрольный план. Лауреатам первой премии даже имена на афишах писали красной, а не синей краской. IV Всероссийский конкурс проходил в Горьком. Я стал проситься – не пускают. Пошёл в управление культуры, выпросил направление, но ехать пришлось за свой счёт.

В условиях конкурса было требование – написать народную обработку песни. Мы подготовили «Чёрный ворон» и стали лауреатами первой премии. Это было просто невероятно – не удивительно, что Матвеев нам не сразу поверил – молодые, зелёные... Благодаря этой победе (и ещё Владимиру Спивакову) мы стали позиционировать себя ансамблем солистов. Это Спиваков впервые придумал – ансамбль солистов. Ну, если в его оркестре играют двадцать четыре солиста, то почему у нас не может быть четыре? Спорили-спорили с Матвеевым – всё-таки я настоял на своём.

Через несколько лет наш состав поменялся, и уже более четверти века в «Каравае» кроме нас с Татьяной играют Станислав Юнкинд (балалайка-бас) и Анна Тальникова (домра-прима).

– Олег, вы – первые исполнители на народных инструментах, кто начал играть «не то, что принято».

– Как-то мы приехали с концертами в Свердловск и Евгений Блинов, знаменитый балалаечник, народный артист, профессор, мне говорит: «Олег, ты на грани, имей в виду, вот «У самовара я и моя Маша», которую вы исполнили в концерте, это на острие. Чуть вправо, четь влево – всё...».

Да, мы все окончили академические учебные заведения. Но нам так хотелось пробовать что-то новое, хотелось на своих инструментах выражать все эмоции, сделать «Битлз», Мишеля Леграна, Джо Дассена... И эту музыку подать по-другому. Да, нам хочется звучать, как большой симфонический оркестр. Иногда мы кого-то привлекаем. Если барабаны и перкуссию, то нас становится пятеро. Если это фольклорные голоса ансамбля «Воскресение» или Ирина Кулева, это пятый голос коллектива. Если орган, это тоже дополнение.

Как-то исполняли «Карнавал животных» (6+) К. Сен-Санса с московским органистом Константином Волостновым. «Не понимаю, откуда такой драйв, это же Сен-Санс, – удивлялся он, когда мы свели с ним всё буквально за одну репетицию. – Олег, вы вплели не аккомпанирующую группу, а целую партитуру!»
«Ну, это же не аутентичное исполнение, – объяснял я. – Сен-Санс и не думал, что его будут исполнять на домрах и балалайках!». Нам надо передать Льва, передать Лебедя, мы должны передать суть.

– Олег, ты часто говоришь, что беря какое-то произведение в работу, вы не можете предсказать результат. А что самое сложное в подготовке новой программы?

– Самое сложное (и самое интересное!) – это поиск звучания. Вроде бы на наших инструментах формально можно разложить всё – вот это контрапункт, это бас, это мелодия, аккомпанемент... Начинаем играть, но не звучит, и всё. Потому что формальный подход. Начинается мучение – как задеть струну, как ее защипнуть, в какой комбинации – бас, альт или прима... Вот это всегда поиск, выбор, мучение. И, конечно, высший комплимент, когда нас воспринимают не как домристов и балалаечников, а как музыкантов.

– В своё время вы много ездили по Европе. Что запомнилось из этих гастрольных выступлений?

– Казалось бы, две балалайки и две домры... Это не скрипки и не виолончели, за которыми стоит золотой фонд мировой классики. Но мы выступали перед королевской семьёй в Дании, и мне не стыдно за это выступление. Ну, и, конечно, концерт в Ливерпуле...

– Как вы туда попали?

– Джон Лаббок, известный в Англии дирижёр, действительный член Королевской академии музыки, создатель и художественный руководитель оркестра Святого Джона, услышал наше исполнение и тут же позвонил коллегам в Лондон: «Они играют The Beatles!». Мы в тот момент действительно играли, и нас слушал Лондон по телефону. В 2015-м мы отправились в Оксфорд, и во время гастролей нам вдруг предложили съездить в Ливерпуль. Привезли на прослушивание в паб-музей Cavern Club, где когда-то состоялись первые концерты битлов.

Мы сели, начали играть. А там такой шум стоит – ну, паб самый настоящий. Я играю, а своих музыкантов не слышу: одна композиция, вторая, третья... Шум начинает стихать. Те, кто сидел за столиками перед нами, постепенно разворачиваются к сцене. К концу выступления стихло всё, и я слышал лишь, как бармены разливают пиво. А потом директор фестиваля Beatleweek Джон Китс подошёл и сказал, что мы обязательно должны стать участниками.

Так в августе 2016 года состоялась наша поездка на International Beatleweek — международный фестиваль, каждый год собирающий в Ливерпуле сотни музыкантов со всего мира. Долго не верилось, что этот проект воплотится. Но нас слушали и благодарили за интересное прочтение хитов любимой группы. До сих пор это воспринимается как чудо...

Записала Наталья Земскова