С красным флагом по жизни

Несмотря на то, что официально Владимир Корсун уже не возглавляет краевой комитет КПРФ, в глазах многих он по-прежнему лидер пермских коммунистов. В девяностые годы Владимир Кузьмич выступил одним из организаторов воссоздания компартии в Прикамье, крайкомом которой впоследствии руководил свыше десяти лет. Сегодня убежденный коммунист и депутат краевого Заксобрания считает, что вершить историю лучше с помощью бюллетеня, а не штыка.

Деревенский аптекарь 

— Владимир Кузьмич, на сегодняшний день ваше имя ассоциируется с Пермским краем столь же прочно, как и с КПРФ. Однако сами вы родом из Калужской области. Расскажите про детство будущего первого секретаря.

— Родился я в деревенской семье. У родителей не всё сложилось, и мать воспитывала троих детей одна. Я дитя послевоенной эпохи. Сестра старше меня на шестнадцать лет, а брат — на семь. В пятидесятые жизнь стала легче, хоть и квартировали в землянке, но у матери получилось дать образование всем нам. Я окончил восьмилетку в деревне, а затем встал вопрос о том, где учиться дальше. Пошли советоваться с классным руководителем, она матери и сказала: «У вашего сына явные задатки, чтобы стать химиком!» К сожалению, в Калужской области нашлось только фармучилище, и я подал документы туда. На самом деле я плохо представлял себе, кто такой фармацевт, — ну аптекарь и аптекарь.

— И как удалось поступить, не имея четких представлений о будущей профессии?

— Вы учтите, что я и в городе тогда редко бывал. В итоге, когда поехал поступать в Калужское фармацевтическое училище, то… перепутал экзамены с консультацией! Прихожу, а меня с порога к экзаменаторам приглашают… Как ни странно, все предметы сдал хорошо и поступил, выдержав серьезный конкурс — восемь человек на место! Через три года окончил училище и по всесоюзному распределению попал на Северный Кавказ.

Не стать торгашом!

— А как же армия? Разве перед отработкой по распределению не надо было отслужить три года?

— Со службой вышла смешная история. Через несколько месяцев после распределения меня действительно должны были призвать. И вот побрили меня налысо, организовали достойные проводы, отпустили в Калугу повидать близких. В итоге половина местного совхоза пошла провожать меня в военкомат. А там говорят: зачем пришли, вы призыву не подлежите, на вас же бронь! Что поделать, продолжил работу в аптеке. А волосы отросли.

Спустя год бронь, вероятно, сняли и я всё же оказался в рядах Вооруженных сил. Служил в учебном танковом полку в Германии. У меня были медицинские эмблемы, которые вызывали особое отношение, в том числе и среди местного населения. Ведь немцы в аптеку тоже обращались.

— В те времена воспоминания о немецкой оккупации, о Второй мировой войне были свежи… Просто ли было служить на бывшей вражеской территории?

— Негативного отношения я не замечал. Знаете, пропаганда того периода была направлена на дружбу с другими народами. Те, кто прошел через войну, знали, что лучше жить в мире и не допустить повторения случившегося. Так что служба прошла мирно. Работал начальником аптеки, дежурил в местном стационаре, проходил строевую и огневую подготовку, ходил на подготовительные курсы. А вот на танке проехал всего дважды!

— О каких курсах идёт речь? Вы собирались стать военным?

— Нет, я готовился подать документы в Институт финансов и торговли в Ленинграде. А курсы… В советское время с поступлением в вуз было значительно проще: хочешь учиться — дорога открыта! — и подготовительные курсы были даже в местах прохождения срочной службы.

Финансистом я так и не стал. Сразу после демобилизации отправился в родную деревню навестить мать. В поезде познакомился с ребятами, в пух и прах раскритиковавшими мои планы. Все они были выпускниками десятилетки и планировали подавать документы в Ленинградский технологический институт имени Ленсовета. Начали меня агитировать: куда, мол, ты собрался, зачем тебе экономика, будешь торгашом или ещё того хуже — бухгалтером! Уговорили, и в итоге я поступил на специальность «Радиационная химия», а мои случайные знакомые — нет.

В Пермь впервые попал во время практики в 1978 году. Написал диплом, женился, да так тут и остался.

Пенсия за радиоактивность

— Поработать по специальности вам не довелось?

— Ошибаетесь. В 1987 году меня как специалиста по радиационной химии отправили на Чернобыльскую АЭС. На протяжении двух месяцев я принимал личное участие в работах на третьем энергоблоке. Руководил снятием старого бетонного покрытия и проведением дезактивации.

— Вы провели два месяца на Чернобыльской АЭС... Как защищались от радиации?

— Опаснее всего была радиоактивная пыль. Нам выдали предписание: не снимать респиратор в рабочее время, не пить местную воду, не поднимать полог в кузове автомобиля… Но не все понимали опасность. Были случаи: только человека проинструктируешь, в машину погрузишься, минут через двадцать оборачиваешься — а он респиратор снял, полог откинул и сидит курит! Люди понимают опасность, когда им больно, холодно, жарко. А радиация — враг невидимый.

Довелось однажды прочесть письмо одному из коллег-ликвидаторов, присланное его женой. Она писала: «Если там хорошо платят, оставайся ещё!»

Вышло так, что у меня за плечами 27 лет труда в особо вредных и тяжелых условиях, однако пенсию я получаю как чернобылец. За два месяца работы вблизи реактора насчитали больше, чем за всю мою карьеру на заводе.

Столовая в упадке!

— А в партию вы когда вступили? Говорят, в Советском Союзе это было не самой тривиальной задачей.

— Впервые я претендовал на партбилет во время службы в ГДР. Собрал рекомендации, явился на собрание. Там мне задали вопрос: «Какие недостатки вы видите в нашем полку?» А меня как чёрт за язык дёрнул — пожаловался на офицеров, бравших хлеб из солдатской столовой. Мои слова расценили как демарш и в членстве отказали…

Вторую попытку вступления в ряды КПСС предпринял сразу после дембеля, когда вернулся в родную деревню. Там меня хорошо знали, к тому же брат и сестра оказали поддержку – они были не последними людьми в совхозе.

Пришел на собрание, и опять вопрос: «Какие недостатки вы заметили в совхозе после долгого отсутствия?» А я накануне как раз ходил, опять же, в местную столовую, видел, там мухи летают… У меня про это место самые тёплые воспоминания с малых лет остались, в детстве мы туда как в храм ходили. Сказал как есть: столовая в упадке! В итоге в партию я был принят только в Ленинграде осенью 1974 года.

— В советские времена для вступления в партию требовалось активное участие в политической жизни. А многие ли двери открывал партбилет?

— Какие двери он мог открыть простой доярке? Было так: на одного ИТР (инженерно-технического работника) в КПСС принимали трех рабочих. Многие с этим не соглашались, однако позиция руководства была такова: партия — пролетариата, и большинство членов должно иметь рабочие специальности. Бывали перегибы, когда ради принятия ИТР ставилась задача — найти какой угодно «довесок». Принятые по такому принципу люди впоследствии первыми и выбросили удостоверения членов партии.

— А вы партбилет не сдали, не выбросили, когда КПСС оказалась под запретом? Что в целом можно сказать о перестройке, глядя на нее глазами убежденного коммуниста?

— Нельзя было не замечать негативных процессов, протекавших в КПСС в её последние годы… Верхушка партии всё больше отдалялась от простых людей. От М. С. Горбачёва все ждали изменений, и они произошли. Сначала изменилась риторика, в окружении относительно молодого генсека заговорили о демократии. В итоге всё закончилось разрушением как социализма, так и демократии.

Активист рабочего движения

— Во времена самых масштабных перемен в идеологии вы работали на Пермском химико-механическом заводе. Как родилось желание лично участвовать в политических процессах?

— Я всегда понимал, что реализовать свои убеждения можно только с помощью партии. В одиночку не сделаешь ничего. Как только Конституционный суд разрешил восстановление коммунистической партии, я выступил инициатором воссоздания партийной организации в Кировском районе города. Спустя полгода меня избрали первым секретарем райкома КПРФ, и тринадцать лет я занимал эту должность на общественных началах.

На заводе я и правда проработал более двадцати лет, прошел путь от аппаратчика до старшего мастера. Те времена были не самыми простыми. Бывало, меня с работы выдавливали за то, что я коммунист.

— Прямо выдавливали? Вы же были секретарем районного комитета партии, представителем, как сейчас принято говорить, системной парламентской оппозиции!

— Не забывайте, мы говорим о девяностых годах. Чем обернулись реформы для заводских рабочих? Задержками зарплаты, началом сокращений. Люди были в растерянности, и кому-то пришла идея обратиться к Корсуну — все знали, кто я такой. Я помогал собирать документы для обращения в суд…

Очень быстро слухи дошли до начальника, который к тому моменту успел превратиться из генерального директора во владельца завода. Кому нужен в штате человек, который помогает инициировать судебные процессы? Никому! В итоге суд встал на сторону наших рабочих, а я попал к руководству на карандаш. Мы с женой посовещались и пришли к выводу, что на заводе мне после случившегося работать не дадут. Однако один из сотрудников отдела кадров сказал: «Вы думаете, за забором жизни нет? Вы ещё радоваться будете, что отсюда ушли!» Так и вышло.

Бессмертие справедливости 

— Долгое время вы были одним из активных членов партии. Откуда появилось желание пойти дальше, стать законотворцем? И какова роль фракции КПРФ в краевом Заксобрании?

— Когда долгое время состоишь в партии, понимаешь: повлиять на положение можно только находясь во власти. Как говорится, инициировать изменения можно либо бюллетенем, либо штыком. Мы пока сосредоточены на первом варианте.

На самом деле мы поддерживаем очень многие инициативы, которые исходят в том числе и от правящей партии, от губернатора, правительства. Но только те, которые не ведут к опустошению кармана обычного рабочего человека, людей, живущих на зарплату, пенсию или пособие.

— Говорят, у современной компартии есть проблема — нехватка свежей крови. Это так?

— Отнюдь нет, в партию вступает много молодежи. Но проблема возрастного барьера и правда есть, люди предпенсионного возраста — партийцы старой закваски. Они отлично представляют себе советский строй, многим из них преподавали научный коммунизм в вузах. А молодежь вступает в партию скорее из протестных настроений. Но ей очень не хватает идеологической базы.

Не думаю, что компартия способна окончательно постареть. Ведь мы выражаем идеи социальной справедливости и боремся за нее. Эта идея бессмертна.

— Семья разделяет ваши убеждения, поддерживает? Как было воспринято ваше желание сосредоточиться на политической деятельности?

— Конечно. Жена когда-то и сама была членом партии. Другое дело, что в КПРФ она впоследствии не восстановилась.

Как вообще можно воспринимать такие вещи? Жена понимала, что я прав, и поддерживала меня. При этом не могла не переживать — достаточно вспомнить ситуацию с заводом. Бывало, говорила: «Хватит, зачем тебя всё это нужно?» Но как только начиналась очередная избирательная кампания, брала пачку газет под мышку и шла раздавать.

— Не так давно вы оставили руководство краевым комитетом партии. Чем планируете заниматься в дальнейшем?

— С одной стороны, я никуда не ушел, я был и остаюсь членом партии, секретарем крайкома и депутатом ЗС. С другой — к концу созыва мне будет 68 лет… Сложно загадывать так далеко вперед. Но я уверен, что найду себе применение либо в партии, либо в общественной жизни, либо в семье, ведь количество внуков растет! В любом случае я не из тех, кто склонен ждать и надеяться. Я предпочитаю бороться. Сидеть сложа руки не буду никогда!

Советы от Владимира Корсуна

В пару к «Звезде» читать «Правду». 

Понимать суть происходящего в стране. 

Не плыть по течению.

16 июля Владимиру Корсуну исполнилось 65 лет. «Звезда» поздравляет юбиляра!

Текст:  Нелли Кибишева
Фото:  Владимир Бикмаев