«Совет по управлению губернией» в декабре выставлен на улицу, а управа Перми конфисковала 32 тонны сушек

Приближался новый 1918-й. Накануне все пермяки независимо от их политических взглядов, прежде всего, роптали.

На носу Рождество, а в лавках и на рынках по твердым ценам – ни конфет, ни печенья, ни даже баранок к чаю. Да что там бублики, начались перебои с хлебом.

В середине месяца городская продовольственная управа обратилась за помощью к «населению Перми, пригородов и заводов Мотовилихи»:

«Продовольственная разруха, охватившая почти всю Россию, докатилась и до Перми. Финансовый кризис не позволяет продовольственным управам производить своевременную заготовку зерна. Нужны наличные деньги и работники, а таковых в распоряжении управ не имеется. А потому население само немедленно должно придти на помощь… Пусть каждый даст сколько может в распоряжение специальных выбранных комиссий каждого района, работающих под руководством управ, для производства закупок зерна и муки, где только окажется возможным».

Впрочем, уже 20 декабря 1917-го управа сообщила пермякам отрадное известие:

«Доводим до сведения граждан, что за несколько дней реквизировано у разного рода спекулянтов на станциях Пермь I и Пермь II свыше двух тысяч пудов сушек (более 32 тонн – ред.), а также другие товары, как то: варенье, мед, конфекты, печенье и другие товары, которые доставляли в Пермь для спекуляции, и которые, согласно постановлению управы от 18 декабря сего года, будут пущены в продажу населению к праздникам по следующим ценам: сушки должны отпускаться из районов не дороже 24 рублей пуд, то есть по 60 копеек за фунт, варенье паточное не дороже 50 рублей за пуд или 1 рубль 25 копеек за фунт».

На экстренном губернском продовольственном совещании докладчики с досадой рассказывали, что крестьяне Кунгурского, Осинского и других уездов не желают сдавать скот для Перми по нарядам.

«Зачем мы будем давать скот городу, когда он не дает нам предметов первой необходимости, – говорили крестьяне. – Мы-то проживем без железа и машин, а вот как они проживут без мяса – вопрос». Кроме того, цены не твердые, кругом спекуляция. В Оханском уез­де пуд мяса продается за 60 рублей, тогда как по твердой цене он должен быть 22 рубля 50 копеек», – жаловался докладчик.

Недостающее для Пермской губернии продовольствие в избытке имелось в Сибири, но, как выяснилось, не признающие Совнаркома сибирские власти «не хотят выдавать его, выражая тем самым протест против большевистских захватов». «Пермский вестник Временного правительства» сообщал:

«В городе Перми образовался «Союз защиты Учредительного собрания». Необходимо для пробуждения сознания в массах населения устройство целого ряда митингов, лекций, издание и распространение соответствующей литературы. Для этого нужны средства! Пожертвования принимаются в бюро Союза городская управа, от 10 до 3 часов дня».

В Перми, как и в других городах страны, в организацию в основном входили представители различных профсоюзов, а также правые эсеры, народные социалисты, меньшевики-оборонцы, кадеты. Впрочем, особого успеха эта организация не имела: партийная интеллигенция пошумела на многочисленных собраниях и ничего не добилась. Большевики шаг за шагом продвигались в Перми к власти.

Правда, в губернской столице им потребовалось намного больше времени, чем в Екатеринбурге. Созданный для противодействия октябрьскому перевороту «Совет по управлению губернией» тихо угас к концу декабря. Как сокрушался кадет Николай Несслер: «Совет нигде не мог найти себе защиты – мало знали его при жизни, а о похоронах его не знает, кажется, никто. Из губернского правления его выгнали на улицу со всеми вещами (большевики – авт.) и в защиту не раздалось ни одного голоса».

Между тем, подконтрольный большевикам пермский горсовет попытался разоружить милицию, созданную городской думой. Напомним, в думе большинство принадлежало умеренным социалистам – эсерам и меньшевикам, которые стояли за поддержку Учредительного собрания. Впрочем, судя по публикациям в местных газетах, попытка разоружения милиции закончилась неудачно. На чрезвычайном заседании Пермская дума попросила большевиков «не беспокоиться»:

«Обсудив вопрос о положении созданной городским самоуправлением народной охраны, в виду заявлений о ее разоружении по распоряжениям городского исполкома совета рабочих и солдатских депутатов, после обмена мнений, по баллотировке, дума постановила: подтвердить свое прежнее постановление и усилить охрану от разбоев и грабежей»…

19 декабря в городской управе прошло общее собрание представителей районов и кварталов Перми, на котором были приняты решения об усилении организации охраны. То есть большевики, создавшие к тому времени отряды Красной гвардии, полностью контролировать улицы города не могли.

Тремя днями ранее в Перми по инициативе большевиков прошел съезд советов рабочих и солдатских депутатов, который считался губернским, однако местная печать называла его «окружным»: это было верно по сути, поскольку большинство делегатов представляли советы Пермского округа, а не всей губернии.

Председательствовал екатеринбургский большевик, журналист и отличный оратор Лев Сосновский. Возможно, именно своей резкой манерой ведения заседания (непривычной для пермских «интеллигентных социалистов» – авт.), он спровоцировал фракцию меньшевиков заявить протест «против кулачной диктатуры большевизма» и покинуть съезд.

Правых эсеров не было, а левые (22 делегата) поддержали большевиков (96 делегатов). Результат был очевиден: съезд провозгласил «власть советов» в Пермской губернии, а Сосновский колеблющимся эсерам предложил «эффективно удалиться со сцены, в места, откуда не вытащить эсеров и клещами – это там, где они находятся в союзе с кадетами».

Большевики и левые эсеры приняли резолюцию съезда, в которой говорилось: «Учредительное собрание должно восстановить советскую власть и утвердить декреты. Если этого не случиться, то оно будет сметено так же, как и все контрреволюционные организации».

Анатолий Москвин