«Представьте внезапно взлетающих бабочек!..»

В Пермском театре оперы и балета состоялся концерт оркестра и хора musicAeterna под управлением Теодора Курентзиса.

В рамках юбилейного тура, посвящённого 20-летию коллектива, прозвучала Вторая симфония до минор для сопрано, альта, смешанного хора и оркестра Густава Малера.

Всё в этом концерте выглядело необычно, не «как всегда» – и время (мы привыкли, что musicAeterna выступает в Перми дважды в год – в июне и в декабре), и место (впервые после отъезда, покинув пост художественного руководителя Пермского оперного в 2019-м, Теодор Курентзис взошёл на родную сцену), и уж, конечно, программа – исполинская Вторая симфония Малера «Воскресение», когда на сцене и в зале находится более двухсот исполнителей расширенного состава оркестра и хора.

Публика тоже несколько отличалась от статусной, фестивальной, той, что летает в Пермь самолётами «на Курентзиса». В этот раз глаз то и дело отмечал в зале пермских музыкантов и меломанов, а оперная труппа явилась едва ли не в полном составе. Юбилейный гастрольный тур, проложивший себе путь в плотном графике musicAeterna, весьма и весьма небольшой – всего пять городов России (и три Испании), – и то, что Пермь попала в их число, конечно, говорит о многом.

Например, о том, что для Курентзиса это – значимый город, в котором он планирует развивать свою деятельность и, может быть, не только Дягилевский фестиваль и его зимнее послесловие… И уж конечно, симфония N 2 «Воскресение» для программы концерта в Перми – отнюдь не случайность.

Эта вещь уже звучала со сцены Пермского оперного в исполнении сборного оркестра и хора под управлением Теодора Курентзиса в далёком 2012-м. Творчество Густава Малера с самого начала находилось в фокусе интересов знаменитого грека – Курентзис, как никто может собрать воедино громоздкие (и редко исполняемые) симфонии австрийского композитора, раскрыв их подлинную мерцающую красоту и словно обнажив. Именно в случае с Малером дирижёр выступает больше как «медиум» и «проводник».

Вторая симфония была создана Малером в период с 1888 по 1894-й, и она звучала при жизни автора чаще других. Ни максимально сложный замысел, ни метафизически-религиозный подтекст, ни огромный исполнительский состав и тематическая насыщенность не помешали быстрому успеху.

Сочинение начинается с похорон. «Я назвал первую часть «Тризна», — в ней я хороню героя моей ре-мажорной симфонии…». Первоначально 85-минутное произведение имело и литературную программу, опубликованную автором в одной из аннотаций, но позже текст был изъят. Осталась лишь пометка — отделять огромную первую часть от остальных пятиминутной паузой.

Именно в эту паузу становится понятно, что в выигрыше здесь те слушатели, которые посетили лекцию перед концертом или поинтересовались специальной литературой.

Вторая часть произведения — воспоминание о светлых днях героя. Третья — фреска бессмысленного бурления жизни, основанная на песне Малера «Проповедь Антония Падуанского рыбам», в которой рыбы, не внемля объяснениям святого, продолжают пожирать друг друга. В четвертой части песня «Первозданный свет» на текст из сборника Арнима и Брентано «Чудесный рог мальчика» — метафорическая остановка на тернистом пути героя: «О красная розочка!.. Удел наш – тоска и печаль!..».

Тридцатиминутный финал состоит из оркестровой части, партитуры хора и двух солирующих голосов. Слова для завершающего хора Малер,кстати, услышал на похоронах дирижера Ганса фон Бюлова, своего учителя и кумира. К восьми строкам хорала поэта XVIII века Фридриха Клопштока «Ты воскреснешь после сна недолгого…» композитор добавил собственные строфы: «Верь, мое сердце, о верь: ничто для тебя не потеряно!». Поэтому симфонию и стали называть «Воскресением».

…Трубный глас, возвещающий начало Страшного суда, звучит то из-за кулис, то из верхнего фойе, его сменяет колокольный звон. Перекличка флейт, духовых и ударных — несущие конструкции симфонии, особенно двух последних частей. То, как маэстро управляет группами инструментов оркестра и хором, при этом поворачиваясь в зал, так как хор стоит полукругом на ярусах, это отдельный сюжет. Хор (в том числе хор Пермского театра оперы и балета) вступает в апофеозе финала всей своей силищей, на которую только способен. Каждый отдельный голос Курентзис умудряется усиливать и расширять, подключая его к своему волшебному камертону и вставляя в нужное русло… Напряжение и внутренняя сила поступательно нарастают. Солистки — Софья Цыганкова и Юлия Вакула — олицетворяют месседж торжества жизни, художественной вертикали сочинения в трактовке Теодора Курентзиса. И когда оно силой сдерживаемой океанской волны выплёскивается в зал, кажется, что «девятый вал» финала поглотит всё, заставив вас переживать катарсис снова и снова.

В каждом новом городе юбилейного тура маэстро, как известно, проводит открытую репетицию, но проблема не только в том, чтобы всё было точно отрепетировано в соответствии с партитурой. Главное, чтобы весь этот гигантский механизм инструментов, солистов, голосов (и дыхания зала!) был подведён к одному источнику. Фишка в том, чтобы механизм сложился и задышал, — и прожил этот долгий спектакль о жизни и смерти, где в конце концов побеждает жизнь.

И, конечно, открытая дневная репетиция – это мастер-класс и отдельный спектакль. «Представьте внезапно взлетающих бабочек, — обращается Теодор к музыкантам. Представили? А теперь мне сыграйте!..».

Ко Второй симфонии Малера в ХХI веке, кроме Курентзиса, обращались Валерий Гергиев, Владимир Федосеев, Василий Синайский и другие музыканты, обозначив некий вектор на моду. Как в любом большом христианском произведении, здесь ей всё – высокая трагедия, неизбывная печаль бытия, торжество радости жизни. Пермский концерт протранслировал жизнь и надежду.